Из рая, как из детского светлого сна, так не хочется уходить… Встать, выползти из нагретого, надышанного одеяльно-подушечного уюта, – нет, это немыслимо, это выше всяких сил, и никакие там будильники, и никакие строгие призывы мамы, что мол хватит валяться, в школу опоздаешь, не заставят разлепить веки, вынырнуть со дна этого пронизанного всеми цветами радуги, всеми оттенками ярчайших ощущений детства, омута … Но проходит минута, другая, пятая, ты вертишься с боку на бок – и всё, уже не нырнуть обратно в сон, как плотно ни зажмуривай глаза: неумолимая сила бодрствования толкает тебя изнутри наружу, в наступающий день.
Как в подростковом возрасте не хочется взрослеть – но и как неумолимо сила бодрствования, сила дня и пути, толкает тебя вперед, во взрослость!.. Покидая детство, каждый подросток смутно и горько ощущает, что покидает рай: эта пора жизни, когда светлые мечты о необозримом будущем смешаны с мутной, горячечной отравой первого вкушения греховных страстей, из века в век описывается, воспевается, проклинается в стихах и романах, исследуется в трудах психологов и педагогов, о ней снимают кино и ставят мюзиклы, с ней не знают что поделать ни сами подростки, ни те бывшие подростки, которые ныне называют себя «взрослыми»… Дорога человеческой жизни – линейна, в ней нет обратного направления. В детство вернуться мы не можем, сколько бы способов ни испробовало для этого человечество, сколько бы ни выдумало новых виртуальных киберреальностей, наркотиков и методов «расширения сознания», какие бы волшебные острова Гдетотам ни выдумывали себе престарелые Питеры Пэны, с какой бы пьяненькой ностальгией мы подчас ни взывали в застольной песне:
Куда уходит детство,
В какие города,
И где найти нам средство
Опять попасть туда?...
Нигде нам это средство не найти. Его нет. Попросту потому, что в детскую больше не вернешься, не поместишься в детской кроватке, детские игрушки из живых существ превратились в пластмассу и плюш, и детская молочная кашка будет тебе уже не на пользу, да и не по нутру… Не вернуться нам в рай – не потому, что дорога заколдована, а потому, что рай – пуст, там никого нет. Бог запер рай. И Сам покинул его. Покинул, чтобы отправиться за нами, любимыми Им детьми, в страшный, прекрасный, опасный путь взросления, в пустыню, в которой сражаются с демонами и питаются манной и горькими водами Мерры, чтобы снова встретиться с нами на Голгофе – и у отваленного камня перед входом в Воскресение.
Первые страницы Книги Бытия. Недолгое пребывание в саду Ган-Эден, грехопадение, Бог произносит приговор Своего суда, «мишпат», змею, Адаму и жене его… В этой ситуации Адам ведет себя как подросток, как, вслед за ним, из поколения в поколение, ведем себя все мы, его потомки: он считает себя уже взрослым, но не хочет взрослеть. «А чо сразу я!...» – вечная, так нам знакомая из школьного отрочества, отмазка: жена виновата, змей виноват, Ты Сам виноват, ведь Ты создал всё это… Нежелание взрослеть – это нежелание быть свободным, то есть брать на себя ответственность.
О, свобода – это один из фетишей человечества! Как и любовь… Фетишей – потому, что мы любим снимать пенки с варенья, в свободе мы ценим первый ее этап, освобождение, как и в любви первый ее этап – влюбленность, «буйство глаз и половодье чувств». А дальше – хотим остаться на этом этапе навсегда. Снова и снова переживать острые, пряные, яркие ощущения новизны – и не хотим идти дальше, не хотим знать и яростно затыкаем уши от тех, кто говорит нам: свобода и любовь еще не обретены тобой, они – еще впереди, они должны быть испытаны временем, трудностями, буднями, возрасти и укрепиться – в ответственности. В любви – ответственностью за того, кого любишь, в свободе – ответственностью за то, как ты живешь и что делаешь на этой земле…
В народных духовных песнопениях «Плач Адама» мы и слышим, кроме раскаяния, ноту вот этой подростковой обиды… Плачет Адам о рае, о теплом доме, спаленке, завтраке, о солнечном беспроблемном житье под родительским крылом, и так ему жалко себя!..
«Плакася Адам пред раем сидя: «Раю мой, раю, прекрасный мой раю! Мене ради, раю, сотворен еси, а Евги ради, раю, затворен еси. Уже яз не слышу архангельска гласа, уже яз не вижу райския пищи. Увы мне грешному, помилуй мя падшаго!» (Текст на иконе 16-начала 17 в. «Плач Адама»).
И должны пройти еще века и века земного человечьего времени, пока в это время, в эту смерть, в это изгнание – Бог не вступит Сам. И пока Адам не начнет, взрослея по-настоящему, жалеть не только себя, но и несчастную жену, и всех ближних и всю страдающую тварь, и смертельно опечаленного им Отца. И понимать: да, Спаситель победил и исправил покореженную нами же природу («проклята земля ради тебя»), спас нас «от кровей», в которых мы родились, от генетики смерти – но последствия исправлять нам самим, своими трудами. И только тогда раскаяние превратится – в покаяние, и Адам поймет: саможаление и самооправдание – внутренний враг, который не дает выйти из-под того куста, под которым мы спрятались от Бога, и начать новую жизнь, жизнь в свободе, любви и ответственности. Адам отныне не станет оборачиваться на скрывшийся в дымке детский рай – трудными путями земли он странствует за Христом в Царство Божие, ища новое небо и новую землю, а главное – нового себя.
