«Мне так обидно смотреть, как родители обращаются с младшим братом, — говорит девушка-студентка. — Они на мне все свои родительские ошибки сделали, а с ним уже обращаются совсем не так».

У, говорю, а знаете, какие из родителей бабушки и дедушки получаются? Совсем не такие, какими они были мамами и папами.

Последнее тепло осени

Мамы и папы — натянутые, ходят по струночке, с вытаращенными глазами от своей колоссальной ответственности перед миром. Они должны воспитать ребенка и предъявить результат миру. А мир должен произвести приемку готового ребенка и поставить штамп ОТК «годен». За штамп ОТК сейчас принимается сдача выпускных экзаменов в школе и вступительных в вуз. Раньше — не знаю, что — может, женитьба? Или первая зарплата?

На мам и пап нацелены недоброжелательные глаза всего мира: а так ли ты растишь своего ребенка? А есть ли у тебя родительский авторитет? А все ли ты сделал? Обремененные ответственностью, родители слишком серьезно относятся к делу воспитания своих детей: старательно дрючат, усердно читают морали и забывают о таких совершенно пустячных, неважных вещах, как совместное времяпрепровождение с удовольствием, глупая возня и прочие щенячьи радости. Бабушкам и дедушкам все это уже не нужно. Они могут морали не читать, к госприемке не готовить, а вполне себе предаваться глупостям и необязательностям. Они уже могут себе позволить быть мягкими, спокойными и мудрыми. Но до этого еще поди доживи. Набегайся по граблям, наделай ошибок. А дети вырастут и все их тебе припомнят.

Лет в двадцать человек вдруг начинает задумываться о себе и родителях: диспозиция резко изменилась. Они уже не большие и всесильные, а обычные люди, которые не имеют над ним больше никакой власти. С ними надо как-то заново строить отношения — как взрослый со взрослыми. А как их строить, когда столько еще не проговорено, не отрефлексировано? На свет лезут все старые обиды: а зачем ты мне давала подзатыльники? Зачем ты заставляла меня переписывать все эти упражнения по русскому? И переделывать чертеж, никому не нужный? А помните, как вы меня в угол поставили? А как мне брат нос разбил,  я пришел, а ты поддал и сказал — «доносчику первый кнут»? А как вы решили, что это я украл у вас те сто рублей? А как ты меня к подружке с ночевкой не пускала? А как вы у меня забрали телефон за двойку по алгебре? Зачем вы все это со мной делали?

И надо бы когда-то понять, что делали они это все из лучших побуждений, из желания вырастить ребенка честным, порядочным, трудолюбивым — и не имея в своем педагогическом арсенале никаких представлений о том, как мирить дерущихся братьев, как работать над плохим почерком, как добиться, чтобы ребенок сам делал уроки… Жуткая ответственность, огромная беспомощность, информационный вакуум — это мы сейчас можем в два клика мышки найти массив информации на тему «что делать, когда ребенок ворует у родителей», а они изобретали решения сами. Мы судим родителей с позиции сегодняшнего дня, забывая о том, как они крутились и колотились, унижаясь, добывая и доставая нам еду на каждый день, недырявые колготки, брюки, похожие на джинсы, магнитофоны, которые мы не заклеймили бы «позорными». Они были тогда молодые, наши родители, даже моложе нас сегодняшних, — растерянные, не уверенные, ошибающиеся. Мы ничего не знаем о том, как они судили себя, как раскаивались в этих подзатыльниках, как ругали себя — но ничего не говорили своим детям из гордости и ради сохранения авторитета: родители ведь всегда правы.

Многие изменились к старости — стали, кажется, свободнее и проще — особенно с внуками, которые как-то удивительно умеют вызывать к жизни мощную безусловную любовь. Удивительно, как взрослые ревнуют родителей к своим детям: да, со мной ты змеев не запускал… меня б ты просто выдрала, а с этим нянчишься… 

Корни взрослых проблем уходят в детство; память детства помогает разобраться в своем перфекционизме, своем мучительном чувстве вины, в своей депрессии, в своем стремлении вечно кому-то что-то доказывать или зарабатывать любовь…

Но нет ничего жальче взрослого, который и в тридцать, и сорок лет упоенно виноватит маму с папой за то, что недодали, недовложили, недопоняли, испортили жизнь. Даже тогда, когда в самом деле испортили. Когда на месте детства — месиво боли, страха и недоумения. Когда там пустота и тоска оставленности и нелюбви. Когда и сейчас старые родители продолжают отравлять жизнь своих повзрослевших детей придирками, проклятиями, претензиями и обвинениями. Продолжая стареть, делаться все более беспомощными, все более невыносимыми. Проклинать в ответ и при этом заботиться — немыслимо. Отделиться, бросить, отойти — пропади ты пропадом! — немыслимо. Взрослые люди годами тянут горький воз нелюбящей, презрительной заботы.

Рано или поздно повзрослевшим детям приходится стать мамами и папами своим состарившимся родителям. Терпеть неразумие и своеволие, разбираться в безумных поступках, упрашивать, уговаривать, ухаживать, понимать и прощать. Лечить и учить (пользоваться компьютером, например). Потом — кормить и купать. Обратно, по нисходящей. Для этого нужен огромный запас любви — и хорошо, когда она живет сама собой, когда греешься о теплую, солнечную старость родителей. А если нет — то спасает только великодушие, прощение и сострадание, потому что без этого никак не справиться с этой дисгармонией, с тоской, с уходом. И иногда обнаруживается, что быть великодушным, добрым, заботливым родителем своим родителям —  легче, чем быть мстительным, отчаявшимся и озлобленным вечным ребенком. Потому что это позиция силы, а не позиция слабости, уважения, а не мелких пакостей, достоинства, а не унижения, прощения, а не злопамятности,  — все покрывающей, милующей любви. 

0
0
Сохранить
Поделиться: